ГЛАЗАМИ АНГЕЛА
Левий приподнял голову. Она гудела громче пчелиного роя. Язык прилипал к небу и не находил себе места. Сергей Афанасьевич дотянулся до полупустой банки из-под оливок и вылил в рот жидкость вместе с жирными, чёрными, похожими на тараканов, маслинами.
Который час? Левий встал и пошёл в санузел, бросил взгляд в зеркало. На него смотрел помятый мужичок с полуседой щетиной недельной выдержки. Возвращаясь назад, споткнулся и растянулся на полу. Бутылки, позвякивая, покатились в разные стороны.
Сергей Афанасьевич пытался вспомнить, что было вчера, но память упиралась в стену. Стену из имени. Имя звучало, было написано, и из него была сложена стена. Эта стена была вокруг, куда бы он ни повернулся и ни посмотрел. Всё равно не выбраться, – подумал он.
Собрал остатки со всех бутылок, набралось больше полстакана. Жидкость согрела пищевод, потом желудок. Тепло растеклось по телу, пчелиный рой стих, веки отяжелели. Хорошо.
«Хорошая русская традиция – напиваться, и хорошо, что я русский», – подумал Левий.
Сразу всё вспомнилось.
Первая ночь была ужасной. Разболелась поясница, и голова запуталась совершенно. Сергей Афанасьевич под утро не мог вспомнить, кто заходил, а кто приснился. Кажется, они ездили с Александром на кладбище. Не могли долго найти могилу.
Зачем-то им понадобилось ехать на юг, к морю. В памяти всплыл странный, какой-то очень советский вокзал, без окон, с кафельной плиткой на стенах. Билетов не было, все лезли к кассиру через голову, очередь галдела, потела. Левию удалось передать свой паспорт, но он оказался с ошибкой. Какой-то дурак ручкой переправил в его фамилии букву «и» на «а». Получилось «Левай». С таким паспортом билеты не продавали, сказали, что придётся ждать не меньше месяца, пока подтвердят правильность изначальной надписи.
Левий повернулся к залу. На скамейке сидела Маргарита с совершенно мёртвым лицом, как в гробу, и Храмов. У Храмова тоже было мёртвое серое лицо и росла странная щетина: очень редкая – толстый-толстый длинный волос. «Странно, очень странно», – подумал Левий. Они молчали. Левий отвернулся и отошёл к очереди. Опять вернулся. Маргарита и Храмов оживлённо спорили. Но с ними произошли странные перемены. Лицо Храмова вытянулось и превратилось в огромную голову хряка с редкими толстыми жёсткими волосами-щетинками. Пасть не закрывалась, из неё потоком лилась слюна. Хряк самозабвенно что-то вещал мёртвой Маргарите, задирая мокрый, слюнявый пятак и клыки вверх.
Сергей Афанасьевич передёрнулся. Картинка развеялась, он сидел за столом. Александр открывал бутылку и приговаривал: «Сергей, поверь. Она погибла случайно, от расстройства не смотрела по сторонам, не береглась. Вот и…»
Сергей Афанасьевич подумал: странно, а ведь голова у хряка похожа на мою, а не на храмовскую. Постой, постой – а кто же это смотрел? Если это был я, хряк этот… со слюной? Так точно. Как я сразу не узнал. Я смотрел глазами кого на себя? Ангела? Мне дали посмотреть глазами ангела? Как выгляжу…
– Ладно, Сергей, мне пора. Я здесь с тобой уже неделю. Заказчики телефон разорвали. Ты много не пей, я заеду через два-три дня.
Александр оделся, хлопнул по плечу и вышел.
Левий тупо уставился на пустые стаканы. На тумбочке стояло ещё три бутылки, неоткрытых. «Пока хватит», – подумал Левий и, повалившись на бок, сразу отключился.