ГОЛОС С НЕБА

Левий и Страхов вскоре опять сидели в кафе, пили чай. Поговорили о разном. Потом, как обычно бывало, разговор коснулся религии:
 – Ты хотел раскопать источник? Как там у БГ: «Пришёл пить воду, не смог узнать её вкус? Источник забит золотой пылью?» Ну так ты давай, копай. Но не думаю, что это поможет сделать фильм. Для успеха нужна не правда, а нужны полёт, высота, скорость, ритм и песни – интерес пробуждают птицы, а не землеройки. Ну ещё шутка нужна, желательно на грани приличия. Тема успеха, ещё страсти и кровь. Да ты и сам всё знаешь.
 – Дело не только в золотой пыли. Не столько даже. Я вот распробовал воду, но источник не там – этот, с вывеской, всегда забит. 
 – Так ты агностик или уже наполовину?
 – Скорее, ещё меньше. Я почти христианин, но вне конфессий.
 – Любишь ты плыть против ветра. А ветер в сторону агностицизма и язычества. 
 – Против ветра, против течения… Главное – быть там, где дух и жизнь. Дух жив преодоленьем. У меня даже стихотворение есть об этом. Там спор поэта с собой в чём-то похожий на наш. Не люблю, правда, читать. Но…
 – Валяй. Но пощады от меня не жди.
 – Ну хорошо. Вот. А нет, лучше сам прочти. Знаешь, встречался с однокурсниками и навеяло…
 
Левий покопался в портфеле и, достав свёрнутый вчетверо листок, протянул Страхову. Он развернул его, прищурился и стал читать: 
         ДИАЛОГ ПОЭТА С СОБОЙ

                Поэт
            К исходу лет

 К исходу лет, не став мудрей,
 Ищу забвенье в соре дней,
 Как будто бег минут не слышен
 В листве осенней, в каплях с крыши.

 У духа жизнь течёт иначе.
 Он тихо бродит среди снов, 
 На лица глядя стариков
 Не узнает друзей и плачет.

 Я помню каждый звук и запах,
 Касанье губ, и женский смех, 
 И дрожь птенца в кошачьих лапах,
 И послевкусие утех.
 
 У духа жизнь течёт иначе.
 Он тихо бродит среди снов, 
 На лица глядя стариков,
 Не узнает друзей и плачет.
 
 Я помню первое свиданье,
 Нетерпеливость ожиданья
 И как в столе на склоне лет
 Нашёл увядший слов букет 
 И на премьеру два билета,
 В тот день потерянные где-то.

 У духа жизнь течёт иначе.
 Он тихо бродит среди снов,
 Не узнает друзей и плачет,
 На лица глядя стариков,
 К исходу лет, 
 К исходу лет.
– И всё? Как-то грустно… И где преодоленье? – Страхов перевернул лист и удивлённо посмотрел на Левия.
 
Сергей Афанасьевич достал ещё несколько и протянул Страхову:
 – Это продолжение.
    Внутренний голос поэта
 Я знаю, что тебя страшит:
 Нетвёрдая рука,
 Уже не пишется строка,
 И стрелка не спешит.
 Кругом тоска безвре́менья,
 Как снегом в зимний день,
 Укрыла дней течение.
 И бриться что-то лень.
 И ждёшь, как вдохновения,
 С утра аперитив.
 И знаешь, что нет семени
 В тебе с небесных нив.
 
            Поэт
 Нет, я не верю, что руками
 Законом движимых портных
 И формул острыми игла́ми
 Скроен я из стихий земных.

     Внутренний голос поэта
 Так в чём же дело? Расскажи
 Про пистолеты и ножи,
 Про кровь, любовь и про Париж,
 Дипломов Оксфорда престиж.
 Нью-Йорка в небе этажи,
 Где гнезда вьют себе стрижи.
 Судьбы крутые виражи
 Ты на бумагу положи.
 От сердца ввысь протяни нить,
 Воткни провод в разъём неба.
 Не дай мыслям твоим сгнить,
 Прикованным к клеткам тела.
 
             Поэт
 От тела к небу? Вот смешно!
 А, впрочем, это всё равно.
 Ничтожна мира суета,
 Пусты все разговоры.
 Поэт, рифмующий слова,
 Презренней вора.
 Язык мой – жертвенник, на нём
 Горят стихи святым огнём.
 Они со мной с тех самых пор,
 Как с небом сердца разговор
 Подслушал ум и стал поэтом.
 Он слов игры не ищет где-то,
 Пророчества рукой сдирает
 Завесу непрошедших лет.
 Как нож, стихи во тьму вонзает,
 И рифмою стекает свет.
 Не знает жалости он, нет!
 Под пыткою его стеная,
 Забвение даёт ответ.

      Внутренний голос поэта
 Но вот достал я из стола
 Стихи, что ты писал тогда.
 Прочёл. Они простые,
 Наивные, смешные.
 
 Не так, как ныне… Кем ты стал?
 Ты мрачен, как ночной вокзал,
 Холодный, гулкий и пустой.
 Твой ум куёт во тьме ночной
 железный стих, и он как плуг
 Проходит чёрной бороздой
 По сердцу. Он терзает слух,
 Как скрип дверной,
 Как демон злой.
 
           Поэт
 Но грани яркие ума,
 Который как живой кристалл
 Я водрузил на пьедестал,
 Они красивые весьма.
 
    Внутренний голос поэта
 Ум не бывает храбрым,
 Лишь сильным и коварным.
 А сердце смотрит и молчит,
 Оно словесный инвалид.
 
 Отважный узник редко
 К тебе стучит из клетки
 Тихонько молоточком:
 Точка, тире, точка.
 
 Твоя чуткая душа
 На конце карандаша
 И страдала, и любила,
 И смеялась, и казнила.
 Раз за разом, как герой,
 Смело шла в словесный бой.
 В битвах выказав отвагу,
 Рифмой стёрлась о бумагу.

 Нет поэта! Я один!
 Стану просто гражданин. 
– Наброски, знаешь ли…
– Не удержался? Зацепил стихи «на злобу дня»?
– Вот, держи ещё. Продолжение, – Левий протянул листки.
       Внутренний голос Поэта
 Помнишь, друг, как мы с тобой 
 Говорили про покой?

            Поэт 
 Да, что жизнь не длится вечность,
 Что рука у нас – конечность.
 Волей движется она
 От яслей и до одра.

     Внутренний голоc Поэта
 Но скажи, не скучной ли
 Будет вечность без любви?
 А любовь без жертв и боли,
 Словно мы играем роли?
 Так что, вечность или есть,
 И в ней горестей не счесть,
 Но и радость, и веселье,
 И любовь в ней, и похмелье.
 Или вечность – плод ума,
 Пусть и сладостный весьма…

          Поэт
 Хм, на небе нет ни целей,
 Ни боренья, ни служенья,
 Ни иного проявленья
 Бесконечного движенья.
 Нет! На небе чистота.
 С Богом не ведут беседы
 Те, кто были непоседы,
 Там блаженство, красота,
 Песни света и добра
 Льются с ночи до утра
 И от утра да темна.

   Внутренний голос Поэта
 Что ты! Это ведь тюрьма!
 
          Поэт
 Но комфортная весьма.
 А сомненья словно пули,
 Словно плёткой по лицу.
 Разве не ведут Карули
 Прямо к райскому крыльцу?

 Бдит монах и тянет чётки,
 Я макаю в мысль перо.
 Что же? Это лишь обёртки?
 Где же сладкое нутро?

 Созерцание бесплодно?
 Или всё ж на что-то годно?
 В искушениях оно
 Погибает? А спасенье?

    Внутренний голос Поэта
 Без сомненья
 Верой духу отдано.
 Дух горит преодоленьем
 Сил земного притяженья.

 В этом с Богом суть завета!
 Чтобы мысли обрели
 Жизни дар и помогли
 Взбить ногами пыль земли,
 А не восторг в уме поэта.

 Смерти одолеть предела
 Не по силам, как бы смело
 Ни пели бы в земных умах,
 Пока сражаясь на мечах, 
 Одна с другой не заслужили
 Бессмертия в боях,

 И, покинув слёз юдоль,
 Всех, презревших страх и боль,
 В рай небесный от земли
 Они бы взять с собой могли.
 И там продолжили сраженье!
… Но прости, друг. Я, когда читал, парик с буклями не надел. Чтобы вжиться. Это для кино про мушкетёров? Каждой эпохе – свои стихи, а сейчас вообще время упадка. Ты всё о небесном, а там нет дверцы к сердцам современников, всё здесь, на земле. Зрителя интересуют современная ему жизнь, любовь, измены, политика. Присмотрись к рэпу, вот где жизнь. И послушай друга: тебе пора с облаков на землю, ты там задержался. Ещё немного, и сам станешь облаком в штанах. 
 – Да что нам – потакать публике? Ей не угодишь. 
 – Друг мой, Сергей Афанасьевич. Публика тебе, как киношнику, должна быть важна не меньше идей.
 
Левий был огорчён. Его удручала собственная старомодность. Между поколениями образовалась пропасть. Две враждующие страны, старая и новая, оказались внутри одной границы. И мостом между ними может быть лишь небо, которому не страшны земные пропасти и разломы.
 
Страхов резко сменил тему:
 – Раскопал ещё что-то?
 – С чего, пожалуй, начать… А! Давай с самого начала! Начнём с рыбаков. К Иисусу был голос после крещения, когда он выходил из воды: Ты Сын Мой возлюбленный, в котором моё благоволение. Как режиссёра, меня не устраивают церковные интерпретации этого события. 
 – Ух ты. В какой части?
 – Сценическое действие должно быть достоверным, как учил Станиславский. Я думаю, что раз слова обращены к Иисусу, то они имели для него значение. Именно для него в первую очередь. 
 – Ну и что здесь неправильно понято – как ты их назвал – церковными интерпретаторами? – Страхов старался держаться позиции трезвомыслящего скептика.
 – Сам подумай. Общепринято, что Иисус – бог и он всё знает без подсказок. Так?
 – Так.
 – Если бы Иисус был богом и сошёл с неба, этой сцены не могло быть. Рассказывать сыну, что он сын, если он об этом знает, странно как-то, согласись. А вот если он человек, которого Бог усыновил или родил, или простил, то есть принял обратно – кому как нравится, тогда… всё уместно. 
 – А тебе не пришло в голову, что глас был не к Иисусу, а к Иоанну Крестителю? Или к народу, – Александр любил при разговоре ковырять вилкой стол, но, увидев лицо официанта, тут же отложил прибор.
 – Наш философ Иоанн Богослов мыслил, как ты. У него всё Евангелие о том, что Иисус – бог и всё знает, а рыбаки всё напутали. Зачем, мол, Иисусу глас? У него даже есть эпизод… Когда однажды Иисус обратился к Отцу, был глас с неба в ответ. Бывшие там говорили: это ангел говорил к нему. А Иисус им ответил: Это не для меня, это для народа. Сцена – знаковая.
 – Гм. Значит, по Иоанну Отец не говорил Иисусу, выходящему из Иордана, что он сын возлюбленный? Глас с неба слышал только Креститель! Только он? 
 – По Иоанну? Конечно. Только Креститель, только ему было прямо сказано – но раньше, до всех событий. Как там… в первой главе? – Левий включил планшет. – У меня тут две ссылки с подстрочником греческим и словарём… Ага, вот…И свидетельствовал Иоанн, говоря: я видел духа, сходящего с неба, как голубя, и пребывающего на нём. Я не знал его; но пославший меня крестить в воде сказал мне: на кого увидишь духа сходящего и пребывающего на нём, тот есть крестящий духом святым. И я видел и засвидетельствовал, что сей есть сын Божий. 
 
Левий оторвался от экрана и продолжил, глядя прямо в глаза Страхову:
 – Видишь, здесь, по сути, те же слова, что у рыбаков: сей есть сын Божий; и дальше про дух, сошедший как голубь. Только сказаны они Иоанну Крестителю, а не Иисусу. И до начала его поприща, до того, как он вышел всех крестить. Гм, да… именно Крестителю: Пославший меня крестить в воде сказал мне… 
  А как у рыбаков?
 – Ни народ, ни Иоанн Креститель слов с неба не слышали, они были к Иисусу.
 – Неужели? Как всё спуталось. Давай-ка подробнее…
 
Сергей Афанасьевич профессионально, как молодёжь за столиками, забегал пальцами по планшету:
 – Так, так.. Вот оно у Марка: И когда выходил из воды, тотчас увидел разверзающиеся небеса и духа, как голубя, сходящего на него. И глас был с небес: ты сын мой возлюбленный, в котором мое благоволение. Иисус увидел… Всё представление – для Иисуса.
 – Хм… и ещё: ты сын, – Страхов задумался: не «это сын мой», а «ты сын мой». – Хм, логично. Представь, если бы народ такое услышал и увидел? Да они бы… Трудно представить! 
 – А если бы Иоанн услышал, то не посылал бы после учеников к Христу спрашивать: Ты ли тот, который должен прийти, или ожидать нам другого? 
 
Сергей Афанасьевич продолжал копаться в гаджете:
 – А у Матфея. Сейчас… Да, так и есть – у него всё то же, но синодальная вставка в скобочках, подсказка. И, крестившись, Иисус тотчас вышел из воды, – и се, отверзлись ему небеса, и увидел [Иоанн] духа Божия, который сходил, как голубь, и ниспускался на него. Без этой вставки…
 – Погоди, но это же… подлог. В оригинале увидел всё Иисус! Не Иоанн Креститель! 
 – Скажем мягче – маленькая богословская хитрость.
 – Ну, синодалы, мать вашу! Ну и циники! Верить в собственную ложь? – Александр привстал из-за стола и стал качаться с пяток на носки. – Не могу сидеть, прости. Затекли ноги.
 – Понимают, что текст против них, иначе б не меняли. Потому и хитрят, что видят это. А философ был честнее – он спорил открыто. 
 – Философ… На то он и философ! – Страхов похлопал Левия по плечу и хмыкнул. – Ну и правильно! Зачем богу глас с неба? Иоанн, по крайней мере, логичен. Слово, сущее на небесах, сказало Слову воплощённому? Само себе? Ну не-е-ет! Воплощённому Слову нужен был свидетель, пророк, чтобы прославлять Сына среди людей. 
 – Хе-х, рыбаки сильно бы удивились, услышав историю Иоанна. Согласен?
 – Да. А знаешь? И Павел, думаю, был за нас. 
 – Ты о чём?
 – Он псалом цитирует: Кому ещё сказал Бог – ты сын мой, я ныне родил тебя? Обратил внимание? Здесь тоже «ты сын» – к Христу обращение, не к Иоанну и не к народу.
 
Сергей Афанасьевич наморщил лоб и потёр его, словно хотел почистить пятно, скрывавшее важную мысль: 
 – Я ныне родил тебя – этим словом Бог дарует ему сыновство. Причём говорит: ныне. Да, так не скажешь, если бы сын был рождён прежде всех век. Это в тему.
 
В кафе появилась высокая дама крупных форм с массивным подбородком. Она была в красновато-розовом комбинезоне с большим вырезом спереди, почти до… Даму, очень напоминавшую известную телеведущую, сопровождал невзрачный мужчина. Они сели у окна чуть вдали и что-то бурно обсуждали. Левий и Страхов засмотрелись на неё. Она чем-то притягивала взгляд, какой-то силой. Ведьма, – подумали оба одновременно. Страхов оторвал от неё взгляд:
 –  Ну что же, продолжим. Здесь есть одна загадка. Почему Павел цитирует псалом, а не слово, сказанное Иисусу прямо c неба? Или он ничего не знал про этот глас с неба? Даже намёка у него нет.
 
Принесли чай. Конечно, это не Шаньлинси, но и Те гуанинь быстро проходил путь от чайника до писсуара, оставляя в теле ощущение свежести. Страхов ушёл. 
 Сергей Афанасьевич сказал вдогонку:
 – Сдаётся мне, что в этом псалме – не о крещении Иисуса пророчество, а о его воскресении, о вос-кре-се-нии! И Павел понимал разницу.
 
Но Страхов так быстро двигался в направлении уборной, что явно не услышал.
 
Пока Страхов отсутствовал, Сергей Афанасьевич позвонил Маргарите. Она убегала к подруге на презентацию её книги в Библио-Глобусе и была в приподнятом настроении: 
 – Вот, зайчик, что тебе нужно. Ты умненький, но молчун. Хочешь, чтоб тебя услышали, – пиши. И лучше на английском. Кто в этой берлоге будет читать? Здесь спят почти круглый год. Ну всё, мне некогда. Бегу… Пока, зайчик, целую. 
 
Страхов вернулся с готовым ответом на свой же вопрос:
 – Павел писал раньше евангелистов… и не знал про голос с неба. Что такого?  Он и про предательство Иуды не слышал.
 – Ты о письме к коринфянам? Павел написал, что Иисус явился двенадцати, а их было уже одиннадцать. Иуда повесился. 
 – Да, я про это. Когда Павел встретил апостолов, вместо Иуды уже избрали Матфея. И про этот глас с неба Павел также мог не знать. Ну не рассказали ему апостолы, и что!? Эти мелочи не мешали его проповеди.
 
Сергей Афанасьевич порывался что-то сказать, но Страхов перебил: 
 – Нужна окончательная ясность: Бог родил Иисуса при крещении или когда воскресил его? Или Иисус предвечен, как считается? И ещё: когда мы все станем сынами Бога, наконец?
 – Окончательная ясность? – Левий усмехнулся и посмотрел на Страхова. – Когда мне говорят про окончательную ясность, я вспоминаю один еврейский анекдот. Мюллер вызывает Штирлица: «Штурмбанфюрер, нам нужна окончательная ясность, Вы комиссар или офицер Рейха?» Штирлиц засунул руку в штаны, пощупал, подумал и говорит: «Хер-р Мюллер, окончательная ясность наступит, когда я, наконец, увижу русскую радистку. Она точно помнит, обрезан я или нет. А то я в конец запутался с такой работой». Ладно, начну с конца, то есть с нас. Все мы дети, раз называем Бога Отцом. 
 
Трамвай протарахтел мимо и заглушил смех Страхова и слова Сергея Афанасьевича:
 – сын Бога относилось к любому царю, помазаннику. К Соломону, к примеру, прилагали пророчество о сыне Божьем от семени Давида. В родословии Иисуса у Луки сказано про Адама, что он сын Божий. А ещё миротворцы будут наречены сынами Божьими – это из Нагорной проповеди. Сколько раз в Библии Бог называл весь народ: Сын мой, первенец мой! Каждый из обрезанных, вступивших в завет с Богом, назван сыном. Правда, отступали, отрекались от Отца нередко, поклоняясь идолам, – в этом вся история еврейская.
 
Страхов остановил экскурс в историю:
 – Ты это к тому, что сыновей Бога было много?
 – Не совсем. Я о том, что евреи понимали сыновство Богу духовно, а не в смысле природы. Мы человеки, имеющие отца и мать, но притом и дети Божии. Это философы-эллины сделали Иисуса сыном по природе – так они ещё в язычестве думали о своих богах! 
 
Страхов закашлялся, отхлебнул чай и продолжил с видом оппонента на защите диссертации:
 – Хм-м, пусть так, будем считать, что про нас что-то прояснилось. Но вернёмся к псалму. Бог сказал через пророка Давида больше, чем с неба при крещении Иисуса: Ты сын мой. Я ныне родил тебя? Ныне – это когда? 
 – Всё дело в том, что это – не про крещение. Это обращение Отца к уже воскресшему Христу: Я ныне родил тебя. Проповедуя в антиохийской синагоге, Павел отождествил рождение Иисуса с воскресением. И ссылался на этот псалом. Вот его слова: Обетование, данное отцам, Бог исполнил нам, детям их, воскресив Иисуса, как и во втором псалме написано: Ты Сын Мой: Я ныне родил Тебя. И ещё он к римлянам написал, что Иисус открылся сыном Божиим через воскресение из мёртвых. Это значит, Иисус – человек и рождён Богом воскресением из мёртвых.
 – Да, был бы богом, как Иоанн писал, родился бы прежде веков, а не через воскресение. Ты прав, Левий. Это пророчество, которое Иисус узнал, – но не с неба услышал, а из Писания. 
 – Как-то так… Первая часть – Господь сказал мне: ты сын Мой – исполнилась, когда он выходил из Иордана. Значит, и вторая часть: Я ныне родил тебя – должна исполниться. Зная это, Иисус имел надежду, идя на крест.
 
Страхов опять взялся за вилку и стал крутить её в пальцах. 
 – Всё-таки…  непривычно. Почему же в символе веры поётся: «…иже от Отца рожденна прежде всех век»?
 – Это богословие Иоанна, из которого в основном и составлен символ веры. 
 
Александр замолчал. Левий посмотрел на задумчивого Страхова. Он вспомнил, что при большом объёме информации Страхов иногда впадал в ступор. В это время она в нём переваривалась, расползалась по сетям и потихоньку проникала в клетки мозга, как пища у удава. Страхов сидел, словно набрал в рот вина, и наслаждался, не желая глотать. Во всяком случае, он выглядел как сомелье на дегустации. Наконец ему удалось найти нужные слова и подвести итог:
 – Иисус получил бессмертие, вечную жизнь от бессмертного Отца. Каков Отец, такую жизнь он даёт детям. Воскреснув во гробе, Иисус рождён небесным Отцом из праха, а не в утробе женщины от земного отца. И в отношении нас будет так же. А пока мы – в утробе мира: осознаём себя и решаем, хотим ли родиться по-настоящему. И уже знаем своего будущего Отца.
 
Левий посмотрел в планшет:
 – Ещё нашёл у рыбаков, в подтверждение. Иисус сказал о всех, кто воскреснет, что они суть сыны Божии, будучи сынами воскресения. Значит, и Христос и мы… Бог рождает сынов воскресением! 
 
Александр опять замолчал, что-то там переваривая. Левий продолжал:
 – А у Иоанна рождение свыше – в крещении, от воды и духа. А рождение Христа – предвечное.
 
Для Левия некоторые тёмные места стали ясными по ходу беседы, его распирало, хотелось всё проговорить: 
 – Саша, ты слышишь? Это важно, вникни. У Иоанна главное в спасении – рождение свыше при этой жизни и вознесение духовного тела на небо по смерти. Не рождение из праха воскресением, а рождение от воды и духа при жизни. Вся беседа с Никодимом об этом. Кто родился, тот стал сыном. Кто нет, у того отец дьявол. Точка. И тело для рождённого – лишь оболочка, которую можно бросить на земле. Место обитания рождённых свыше – не будущая вновь сотворённая земля, а небесные обители, которые уже приготовил Сын на небесах. Помнишь из Иоанна: В доме Отца моего обителей много? 
 
Сергей Афанасьевич опять пристально посмотрел на Страхова. Тот сидел молча, как подмороженный гипнозом. Левий усмехнулся и произнёс грозно:
 – Ты слышишь меня? Дух немой и глухой! Я повелеваю тебе, выйди из него и впредь не входи в него.
 – Да, да, слышу. Не кричи. Я вот думаю… Думаю я, – Страхова посмотрел на Левия, словно ничего не было. – По Иоанну, говоришь, наша оболочка, то есть тело, оставляется здесь гнить. Навсегда. Но с Иисусом не так! Его тело воскресло! Даже Иоанн с этим не спорил.
 – Пробудилось во гробе, но он отдал его за жизнь мира. По Иоанну оно было божественным, живым хлебом с неба – оно не из праха, как наше. Поэтому никакого вознесения Христа на небо нет – Иисус не забирал тело на небо. Он оставил его как пищу. 
 – Интересное кино с Иоанном. У него нет рождения, крещения, воскресения и вознесения? А что с уверовавшими? Где будут их тела?
 – По Иоанну? По Иоанну суд уже идёт, и оправдание на нём – рождение свыше. Новое тело рождается от воды и духа, оно духовное, не из материи. Рождённое от женщины тело – материя. Зачем брать материю с собой на небо? Там ей нет места. 
 
Александр окончательно стряхнул задумчивость:
 – Иоанн всё-таки победил рыбаков в войне за умы. Христиане в большинстве мыслят, как он. И в символе веры про Христа сказано, что он рождён прежде всех век. 
 – Удивительно, да? Язычники не ходили по пустыне, не изживали из себя идолопоклонство, а привились уже к святому корню. Это имеет свои недостатки… 
 
Левию по ходу беседы всё более отчётливо виделось сочинение Иоанна Богослова эдаким Троянским конём в Новом завете. Официант подошёл подлить чаю, но Левий сам схватил чайник и стал разливать чай, одновременно продолжая говорить:
 – А почему ты не вспомнил про Адама? Если воскресение – это наше рождение из праха Отцом, как же про Адама сказано, что он создан из праха? 
 – Из праха… И правда, как так?
 – Я думаю, в данном случае из праха – значит, из материи, которая не даёт вечной жизни своим формам. 
 – Так что, сотворение Адама из праха – аллегория?
 – Конечно! Бог назвал «прахом» живого Адама, а не мёртвого, когда изгнал его из рая. Значит, слова «прах ты и в прах возвратишься» — это не буквально, это про то, что он из материи. Не захотел быть выше материи, оставайся прахом – вот про что это. 
 
Левий мог говорить ещё долго – это была одна из любимых тем. Но позвонила Маргарита. Сергей Афанасьевич прервался, а когда окончил разговор с ней, не сразу вспомнил, о чём говорил.
 – Да, самое главное… Воскресение мёртвых — это будет рождением из праха уже буквально. Не как Адам рождён. Рождение не от воды и духа, а из праха Отцом. 
 – В этом смысле Адам назван Павлом образом будущего? В послании к римлянам, кажется. 
 – Думаю, да. По-настоящему из праха земного рождён только Иисус. Пока. А мы все, включая Адама, только образно. Хотя Адам – сын Божий, но тело его произошло от дикарей: кроманьонцев, неандертальцев и прочих предков. Генетику не обманешь – их ДНК отсеквенирована и сравнена с нашей. Если внимательно прочесть Книгу Бытия Библии, там именно так всё и описано – почти прямым текстом. Не поверишь, у меня с Маргаритой богословский спор об этом был.
 – Ну и кому досталась победа?
 – Как всегда – победителю. 
 – Ха-ха, значит, Маргарите, – Страхов опять хлопнул друга по плечу.
 – Плечо уже ноет от твоей дружбы. Лапа у тебя… Как ты ею кисти держишь?
 – Не сбивай с мысли, дай сказать. Если Иисус не предвечен, а избран из нас, почему именно его избрал Бог? Было за что? 
 – Потому что Отец возлюбил его более других. Бог смотрит не как люди, а в сердце – как о Давиде сказано. И через него Бог задумал совершить свою благую волю. 
 – Согласен. Возлюбил Иисуса и избрал… Почему бы и нет? Бог один ведает. А в чём благая воля?
 – Нет сомнений, воскресение Христа — это главное, что случилось в мире за все века. Это благая воля Отца – отменить смерть. 
 – Пожалуй. Если всё так, то Иисус не предвечен, как считается… как повелось от Иоанна. Ещё бы… ещё бы что-то… А что об этом у пророков? – Страхов почесал затылок.
 – Матфей цитирует Исайю: Се, Отрок Мой, Которого Я избрал, Возлюбленный Мой, Которому благоволит душа Моя. Положу дух Мой на Него. Иисус был избран из нас, из людей. Он не сошёл с неба. Ещё…
 
Страхов и сам вспомнил:
 – Ещё есть пророчество Моисея о том же, что Бог изберёт из среды народа пророка, подобного Моисею. То есть такого, который заключит завет с Богом. Апостолы на это пророчество указывали, говоря о Христе.
 – Ну-у, ещё есть сомнения? 
 – Да нет, пожалуй… Но за века скопились тонны размышлений богословов. Истинный бог и истинный человек, соединение природ, не слитное и не раздельное, ла-ла. Но, по сути, это возрождение эллинских мифов о воплощении богов. Так ведь? 
 – Потри любого богослова, и откроется язычник.
 
Сергей Афанасьевич посмотрел по сторонам. За соседним столиком сидела миловидная девица с косой и что-то печатала на ноутбуке. Она подняла глаза и улыбнулась Левию. Ему показалось, что она всё внимательно слушала. Да нет, что за чёрт, – подумал Левий. – Мы такую скукотищу развели, это не для девиц.
 
Страхов молча переводил глаза с Левия на девицу и обратно. Сделав вид, что не увидел ничего занятного, он тихо спросил Левия:
 – Это твоя знакомая? Нет? Ну ладно… – потом обычным голосом: – Итак, Иисус был рождён, воскрешён, сотворён заново ещё до сотворения новой земли и пока пребывает на небе. Он – первенец всякой твари, как написал Павел к колосянам. Всё, и земля, и мы, все мы будем рождены заново в последний день. А он – уже. 
 – Пётр так и проповедовал: Иисуса небо должно было принять до времён совершения всего, что говорил Бог устами всех святых Своих пророков от века. Его пребывание на небе – временное. А по Иоанну – вечное. По Иоанну сын всегда был там и всегда будет: Никто не восходил на небо, как только сшедший с небес Сын Человеческий, сущий на небесах. 
 – Да, сущий на небесах… У рыбаков Иисус так говорил только об Отце: Отче наш, сущий на небесах. А здесь – о себе… 
 – Кстати, не задумывался, в чём смысл крещения, если оно не даёт рождения свыше, как у Иоанна? 
 
Александр почесал затылок, словно хотел так открыть спрятанную в шевелюре шкатулку с ответами. Сколько вопросов, кажется, имевших очевидные ответы? А теперь вот ищи ответы заново. 
 – Было бы просто – окунулся и спасён. Нет. Крещение – это знак завета, а не мистерия. Это взаимные обещания. 
 
Александр кивнул. Левий продолжал: 
 – Бог обещает тебе воскресение. А ты веришь его обещанию и в любом деле слушаешь свою совесть.
 – По Иоанну наоборот, крещение важнее воскресения. 
 – Да, воскресение – вторично, если он вообще понимал его, как мы. Главное в его концепции спасения – родиться от воды и духа. Родился – спасён, фактически воскрес. Значит, крещение по Иоанну – не знак завета, а таинство, в котором рождаются поверившие в Иисуса, как бога.
 – Угу, согласен. Крещение в воде для Иоанна – фундаментальная вещь! 
 
Девушка за соседним столиком расплатилась и стала собираться. Перед уходом улыбнулась и, слегка склонившись над друзьями, тихонько сказала:
 – Было интересно вас послушать. Спасибо.
 
Страхов вскочил и протянул руку. Он был одновременно импульсивен и галантен. Левий тоже кивнул и поблагодарил незнакомку. Девушка ушла. Разговор сразу продолжился, словно и не прерывался. Страхов вздохнул:
 – Да уж, не прост наш философ. Красиво выражается иной раз. Вот его концепция рождения свыше: не мерою даёт Бог духа. Ёмко сказано! Это сродни дважды рождённым из Махабхараты. А в Библии дар духа – это обретение человеком смысла и цели, и служения Богу. Каждому в свою меру. 
 – Ещё Адам получил дух и возделывал сад. И на пророков сходил дух для служения. Задолго до Христа, кстати. И о Христе сказано: Бог духом святым и силою помазал Иисуса из Назарета, и он ходил, благотворя и исцеляя всех, – как-то так, по памяти. Иоанн всех запутал, придумав рождение от воды и духа. Теперь христиане верят, будто получают дух как-то по-особенному, навсегда. Потому, мол, что рождаются при крещении. А Бог просто излил дух на всякую плоть – как и обещал через пророков. 
 
Пора было закругляться. Счёт был оплачен, и официант нервно поглядывал на папочку со сдачей. Александр встал из-за стола.
 – Всё, что мы наговорили с тобой, – это страшная ересь.
 – Не бойся, – Левий похлопал друга по плечу и засмеялся. – Инквизиция повержена. Теперь они в основном финансисты, а не богословы.
 
Левий долил остатки чая в чашку. Он откинулся на спинку стула, раздался треск. Но стул устоял:
 – Да, да, пора уходить, пока с нас за мебель не взяли. 
 
На выходе из кафе Александр остановился. Он искал ещё что-то, какую-то занозу внутри, мешавшую принять всё сказанное: 
 – Воскресение равно новому рождению… Красиво и так похоже на правду! Но знаешь, современному человеку скучно слышать про новую землю. Он хочет жить после смерти на небесах. В параллельной вселенной, где нет материи. Разве можно верить в скучное?
 – Скучное? Но Павел говорил: Не Ангелам Бог покорил будущую вселенную, о которой говорим. Вселенная – это обитаемый мир. И в Откровении сказано, что мы будем царствовать на земле. Да и много ещё где. Конечно, кроме Иоанна, который принёс из язычества идею о рае где-то на небесах. 
 – Да, ты прав. Так учил Павел, и вообще… Но земля наскучила. В новой жизни хочется совершенно иного.
 
Хостес на выходе странно посмотрела на них.
 – Это и будет нечто иное, чего сейчас не представить. Не в смысле садов и райских яблочек. А как Павел писал: Не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его.
 
Страхов махнул рукой:
 – Ладно, об этом в другой раз. И так уже моя сингулярность близка к большому взрыву.
 
Вышли из кафе. На улице начался дождь. До метро бежали без зонтов. Было весело, как в молодости. 

Добавить комментарий